В зале повисла гнетущая тишина. Наконец старый маршал де Боно берёт слово. Он пытается защитить армию и военное командование.

Но когда он предлагает продолжать упорное сопротивление, его прерывают сразу несколько голосов. Боттаи уже просто кричит: «Дуче, ты лишил нас последних иллюзий нашей способности к обороне»

Слово берёт Гранди. Он заранее подготовился к сегодняшнему заседанию и сейчас зачитывает отрывки из предлагаемой им резолюции: «Большой совет требует… немедленного восстановления всех функций и ответственности, возложенных на короля, на Большой совет, на правительство, на парламент и корпорации, в соответствии с положениями Конституции». Гранди отважно бросает: «Муссолини, ставший героем парадов, массовых демонстраций и танцевальных ансамблей, нам не нужен!»

И снова в зале тишина. Наконец раздаётся усталый голос Муссолини. Оказывается, он просто представляет следующее слово министру народной культуры Польверелли. И тогда с места поднимается Галеаццо Чиано. Высказав критику в адрес Германии, он тем не менее заявляет: «Никогда, ни при каких обстоятельствах мы не изменяли нашим договорённостям с Германией».

Заседание продолжается, и каждый поочерёдно берёт слово. Уже стоит поздний вечер, и споры присутствующих становятся всё более беспорядочными. Уже половина третьего ночи. Наконец, Муссолини, словно очнувшись от сна, объявляет: «Нам предложено три резолюции. Учитывая, что первым предложил свою резолюцию Гранди, предлагаю секретарю партии поставить её сейчас на поимённое голосование». Скорца поднимается и рычит: «Я голосую против!» — «Суардо?» — «Воздерживаюсь» — «Де Боно?» — «За» — «Де Векки?» — «За» — «Гранди?» — «За». Голосование идёт быстро. Большинство — «за». «Чиано?» — «За». Итак, Галеаццо Чиано без колебаний высказался против дуче. В этот миг он решил свою судьбу.

Скорца подсчитал голоса: 19 — за резолюцию Гранди, 7 — за поддержку дуче, 1 воздержался. Муссолини молча собирает свои бумаги и встаёт: «Вы спровоцировали кризис режима. Вы убили фашизм».

Хорошо известно, что в тот же самый день после полудня Муссолини, отправившийся на встречу с королём, был арестован при выходе из королевской резиденции. Впоследствии ему пришлось сменить несколько тюрем, пока 12 сентября в тюрьму Гран-Сассо, где он в то время находился, не прибыл Отто Скорцени, посланный Гитлером для освобождения дуче. Его посадили в самолёт и увезли, несмотря на охрану, которую несли солдаты Бадольо. Уже в Германии, после совещания с Гитлером, он примет решение об образовании на севере страны Итальянской социальной республики, которую, естественно, сам же и возглавит.

В течение нескольких дней от фашистского режима не осталось ничего. Чиано с семьёй хотел бы выехать в Испанию, но ему не выдают визу. И вот, незадолго до 15 августа, бывший министр иностранных дел принимает решение: он должен просить помощи у Германии. По его поручению Эдда Чиано тайно встречается с полковником СС Додлманном.

Гитлера в известность поставил обергруппенфюрер СС Кальтенбруннер. Эдда всегда вызывала у Гитлера восхищение. Ни секунды не раздумывая, он говорит: «Любой ценой нужно спасти детей Чиано — ведь в них течёт кровь Муссолини. Буду счастлив принять в Германии графиню и троих её детей».

23 августа Эдда Чиано вместе с детьми выходит из дома. Они направляются на ежедневную прогулку. Охранники ни о чём не подозревают и выпускают их беспрепятственно. Едва дойдя до соседней улицы, мать и дети замечают машину, которая тормозит прямо возле них. Дети быстро забираются на заднее сиденье, Эдда садится рядом с шофёром, и автомобиль пулей срывается с места. Одновременно из дома выходит и граф Чиано, одетый в плащ с поднятым воротником и в тёмных очках, что делает его неузнаваемым. Прямо перед домом резко тормозит спортивный автомобиль, и Чиано вскакивает в него. Машина быстро набирает скорость, и когда до полицейских наконец доходит, что именно произошло, она уже далеко. Обе машины встречаются во дворике, где их ждёт крытый немецкий грузовик. Все усаживаются в него и едут к аэродрому. Грузовик подруливает вплотную к транспортному «юнкерсу», и семья Чиано перебирается в самолёт, так никем и не замеченная. И вот уже самолёт летит к Мюнхену.

Правительство, которое собрал вокруг себя Муссолини, состояло из «фанатиков, интриганов и просто никчёмных людишек». Ультра беспрестанно подстёгивали Муссолини: мы должны показать пример, твердили они, мы должны быть беспощадны, а нанесённое нам оскорбление можно смыть только кровью. Но полиция новой фашистской республики могла добраться лишь до немногих, оставшихся на виду. Но тем больше ненависти вызывали к себе эти люди. Надо наказать хотя бы их, и наказать примерно. Особенно сильное негодование вызывал у ультра Галеаццо Чиано.

Да, Галеаццо Чиано сам решил свою судьбу. 19 октября он по доброй воле сел в самолёт, который должен был доставить его из Мюнхена в Верону. У трапа его ждёт полиция фашистской республики и представители госбезопасности. Немедленный арест. Дальше — тюрьма.

Фашистская пресса продолжает неистовствовать. Ультра выступают на улицах, собирая вокруг себя небольшие кучки фанатиков. Они хотят крови. Им нужна голова Чиано. Мало-помалу в сознании Муссолини формируется величественный образ отца, приносящего в жертву обществу — пусть не сына, но всё-таки близкого родственника — зятя. 18 декабря к отцу приходит Эдда. Она умоляет его спасти графа. И вот что она слышит в ответ: «Когда решалась судьба Рима, римские отцы не колебались, если требовалось принести в жертву собственного сына. В истории не бывает ни отцов, ни дедов. Есть дуче и есть фашизм». Рыдающая Эдда уходит. Больше своего отца она не увидит.

7 января 1944 года к дуче явился председатель Чрезвычайного трибунала, созванного для суда над предателями, Альдо Веккини. Он пришёл за инструкциями. И он их получил: «Действуйте так, как считаете нужным и невзирая ни на какие лица. Руководствуйтесь только голосом собственной совести и законом».

В большой зал замка Кастельвеккьо входят судьи. Все они одеты в гражданское, все — в чёрных рубашках. Обвиняемые, в их числе и Чиано, встают и вскидывают руки в фашистском приветствии. Первый день заседания посвящён допросам. Чиано громко заявляет, что он — не предатель. Он голосовал на Большом совете, потому что искренне надеялся послужить Италии. Он хотел не падения фашизма, а его внутренней реформы.

На следующий день с обвинительной речью выступает прокурор. Для него всё голосование Большого совета — результат заговора. Для всех обвиняемых он требует смертной казни.

В 10.05 трибунал удаляется для совещания. Лишь в 13.40 судьи снова появятся в зале. Веккини зачитывает приговор, но голос его звучит так тихо, что с трудом можно разобрать слова. Джианетти, учитывая смягчающие обстоятельства, получает 30 лет тюрьмы. Все остальные приговорены к смертной казни. Старик-маршал де Боно не расслышал приговора. Он склоняется к Чиано, и зять дуче, указывая на Джианетти, поясняет: «Он один отделался. Нам всем — крышка». И чертит пальцами в воздухе крест.

Фашистские министры собрались на совещание в Брешии, в резиденции министра юстиции. Сюда же прибыли прочие высшие сановники. Обсуждается всего один вопрос: передавать ли дуче просьбы осуждённых о помиловании? Обсуждение длится долго, почти всю ночь. Наконец решение принято. Учитывая чрезвычайную важность рассматриваемого дела, министры приходят к выводу, что не имеют права передавать его на рассмотрение дуче. Просьбы о помиловании остаются неотправленными.

В час ночи секретарь приносит Муссолини письмо от дочери: «Дуче, я до сегодняшнего дня ждала от вас хоть малейшего знака человечности или теплоты. С меня довольно. Если Галеаццо не будет через три дня в Швейцарии — на тех условиях, которые я обговорила с немцами — я использую всё, что мне известно и чему я имею весомые доказательства. Если, напротив, нас оставят в покое и безопасности (включая внезапный туберкулёз или автомобильную аварию), вы больше о нас не услышите. Эдда Чиано».