В марте 1944 года последним другом Джейн стал офицер британской разведки, майор, прикреплённый к британскому посольству в Стокгольме. Никто не знает, был ли он послан в Стокгольм со специальным приказом установить с ней дружеские отношения, но он, несомненно, добился этого. Она чувствовала себя по уши влюблённой. В течение нескольких месяцев они были неразлучны, а затем майор внезапно прервал отношения. Может быть, он узнал то, что требовалось узнать о ней, и получил приказ прекратить выполнение задания. В любом случае, она осталась с разбитым сердцем и на несколько недель исчезла из стокгольмской светской жизни.
Вернувшись, она, казалось, стала уделять немцам больше внимания, чем прежде, может быть, из-за неудачного романа с британским офицером, о котором мы никогда больше ничего не узнаем.
Датское Сопротивление стало активно подозревать её — агенты повсюду следовали за ней тенью, фотографируя её и тех, с кем она встречалась. Той же осенью шведская секретная служба, используя информацию, предоставленную датчанами, арестовала её и начала допросы.
13 октября 1944 года, через три недели после ареста, её выпустили на свободу. Шведы информировали датчан, что она совершенно чиста от всяких подозрений, и датчане внешне выразили своё удовлетворение. Однако в душе лучшие датские агенты по-прежнему оставались убеждены в том, что Джейн Хорни — опасный шпион и состоит на службе у нацистов. В начале января 1945 года в Швецию различными путями прибыла команда из семи человек для исполнения вынесенного ей датчанами смертного приговора Песочные часы стремительно опустошались, отмеряя последние минуты жизни рыжей красавицы, так долго очаровывающей стокгольмское общество.
16 января двое датских агентов сопровождали Джейн на Центральный вокзал в Стокгольме. Никто не может сказать, как они с ней встретились и как уговорили ехать вместе с ними. Они сели в ночной поезд на Мальмё, где уже были забронированы номера в «Гранд-отеле».
Персонал позже поведал полиции, что в отеле остановились две поразительные рыжеволосые девушки и что они поселились в соседних номерах. Одну из них позже видели на станции Мальмё садящейся в стокгольмский поезд. Это было частью тщательно продуманного прикрытия: странная шатенка поменялась одеждой с Джейн и приняла её облик на время, достаточное для того, чтобы дать датчанам возможность тайно вывезти подлинную Джейн из Швеции.
Ночью 19 января Джейн и её датские компаньоны взошли на борт парома, отправляющегося в Данию. Однако на полпути паром лёг в дрейф, и Джейн вместе с двумя или тремя мужчинами пересела в датскую рыбацкую лодку.
Когда паром продолжил свой путь в ночной темноте, Джейн Хорни была хладнокровно убита, и её тело брошено в ледяную воду. Один из датских агентов, схваченный полицией в Швеции, фактически сознался в преступлении, и хотя позже он отказался от своих показаний, не оставив шведам другой альтернативы, как только отпустить его ввиду отсутствия доказательств, нет сомнений в том, что убийство было совершено.
Однако исчезновение Джейн Хорни было только началом загадки. Как только закончилась война, шведская секретная служба внезапно закрыла собранную на неё датчанами картотеку. Британцы заявили, что они никогда не слышали о ней, а бывшие офицеры германского абвера, знавшие её, хранили упорное молчание.
Длящееся молчание могло означать, что Джейн Хорни была агентом высшего класса или даже двойным агентом. Но могло быть и более интригующее и трагическое объяснение. Джейн — просто искательница приключений, светская девушка, жившая за счёт всех этих агентов секретных служб, пытавшихся использовать её. Она перехитрила их и, став помехой, была безжалостно убита.
ЭТОТ НЕПРЕВЗОЙДЁННЫЙ «ЦИЦЕРОН»
29 октября 1943 года, в день национального праздника Турции, президент Турецкой республики Исмет Инёню принимал представителей дипломатического корпуса в своём дворце в Анкаре. По традиции, послы по прибытии собирались в салоне, примыкающем к салону президента, чтобы обменяться замечаниями о погоде в ожидании приглашения для принесения поздравлений по случаю праздника. Но с началом войны некоторые из этих дипломатов сторонились друг друга и отнюдь не обменивались любезностями. Турция была нейтральной страной, весьма необходимой для воюющих сторон. Она играла роль буферного государства между Англией и Россией и служила пробкой, закрывающей для Германии двери на Восток. Анкара стала центром политических интриг, и представители воюющих сторон избегали личных встреч и разговоров тет-а-тет.
Однажды посол Германии в Анкаре Франц фон Папен был вызван в посольство, где его ждала телеграмма, которую дешифровать должен был «адресат лично». Телеграмма была из министерства иностранных дел рейха и содержала такой текст: «Послу фон Папену. Совершенно секретно. Согласитесь на предложение слуги британского посла, приняв все меры предосторожности. Специальный курьер прибудет 30 октября до полудня. Ждём отчёта немедленно после передачи документов. Риббентроп». Это была телеграмма, которую Папен уже отчаялся получить. То был ответ на его телеграмму, отправленную два дня назад, которой он извещал своего министра о поразительном предложении, им полученном. Учитывая важность этого предложения, ответ должен был последовать немедленно. Этого не случилось. Папен был в очень плохих отношениях с Риббентропом и уже привык к его грубостям. Но когда он узнал, что министр даёт ему свободу действий, старый инстинкт секретного агента, дремавший в нём, внезапно проснулся.
В такого рода делах надо действовать быстро. Не имея возможности вызвать советника Енке, который был на приёме у президентши, он решил немедленно пригласить торгового атташе Мойзиша, человека, который и затеял всё дело. Этот Мойзиш был молодым человеком маленького роста, с острым личиком, с которым Папен вёл себя осторожно, так как тот был человеком гестапо, но, кроме Енке, это был единственный человек, посвящённый в это дело. У посла не было выбора.
Мойзиш принял новость с видимой радостью. Зная гораздо лучше посла сложные пружины немецких секретных служб, которые благодаря всеобщей подозрительности дошли до невероятной запутанности, он боялся, что идея будет похоронена. В то время как происходил разговор, хавасс Эльеса Базна, которого сэр Хьюго отпустил, уходя на приём, дававшийся женой президента, тщетно пытался напиться в переполненном холле «Палас-отеля» Анкары. Спиртное жгло ему горло, и он утолял нестерпимую жажду, глотая один за другим стаканы воды. Он чувствовал что-то вроде головокружения, вспоминая события этого праздничного дня: скрупулёзную тщательность, с которой он готовил мундир его светлости, похвалы, полученные им по этому поводу, чрезвычайно ловкий жест, которым он подал послу ключи, в спешке забытые тем на столике, своё удивление, когда, оставшись один, он обнаружил, что посол не позаботился запереть на ключ две шкатулки, стоящие на его бюро, и наконец свой сладострастный восторг после знакомства с их содержимым.
Взяв пачку депеш с пометкой «Совершенно секретно», он спустился с ними в свою комнату в полуподвале, чтобы сейчас же подняться в людскую, где другие слуги готовились с приятностью провести свой выходной день. С каким нетерпением он ждал их ухода! Как только дом опустел, он, зная, что его хозяин часа два потратит на визиты и другие служебные обязанности, заперся у себя, чтобы сфотографировать документы, подсвечивая лампой, стоящей у изголовья его кровати. После чего, убедившись, что путь свободен, поднялся и положил бумаги на место в точности в том порядке, в каком он их нашёл. Но, прежде чем он вышел из комнаты, его осенила гениальная идея. Вспомнив, как, работая шофёром в посольском гараже, он научился открывать дверцы машин, не имея ключей, он сделал отпечатки двух замков с помощью воска свечи, которую всегда носил в кармане на случай отключения электричества. Всё это заняло у него несколько минут. Он сам был ошеломлён ходом событий.
Это была не первая дипломатическая должность, которую занимал Эльеса Базна. Семь лет он служил у югославов, затем у американцев и у немцев. У американцев его постигла неудача: полковник, военный атташе, у которого он служил, выпивал литр виски ежедневно. Это был человек, который работал только в рабочее время: со службы он не приносил ничего, кроме бутылок «бурбона» в служебном портфеле.